[1] Недавно с большим удивлением узнал, что в некоторых российских городах с стали появляться памятники чехословацким легионерам, воевавших в нашей стране в годы Гражданской войны. Как пишет сайт «Свободная пресса», установкой этих памятников сегодня занимается Пражский военно-исторический институт.
«Наш проект по поиску могил и приведению их в порядок начался несколько лет назад, но работа идет медленно, — рассказал „Радио Свобода“ сотрудник института Томаш Якл. — Сначала мы в 2006 году отремонтировали памятник на морском кладбище во Владивостоке. Годом позже был открыт памятник легионерам на кладбище в Бузулуке. Это важное место для истории Чехословакии — там похоронены бойцы освободительного движения обеих мировых войн. В 2008 году был открыт памятник легионерам в Екатеринбурге на Михайловском кладбище, в 2009 году — в Нижнем Тагиле, в 2012 году — в Пугачёво и Кунгуре. На очереди Самара. Самарский памятник изготовлен два года назад, но у нас возникли проблемы с поиском места, где его можно было бы установить. После выделения участка самарскими властями, даже был построен постамент, но из-за протестов открытие памятника было отсрочено. Мы надеемся, что в скором времени открытие всё-таки состоится. После Самары мы планируем продолжить нашу работу в Пензе и Верхнем Услоне близ Казани, а в будущем продолжим возведение памятников в России в других местах захоронений членов Чехословацкого корпуса. Они будут возникать там, где их поставили сами легионеры — а таких мест несколько десятков».
Однако установки памятников не везде проходит гладко. Очень многие россияне протестуют, считая, что тем самым в России пытаются увековечить иностранных интервентов, которые принесли нашей стране немало горя.
Но есть и защитники чешским памятникам. Это, главным образом, российские либералы. Одни из них — библиограф Самарской областной универсальной научной библиотеки Александр Завальный. Вот что он заявил в интервью сайту «Свободная пресса»
«В период мятежа чехов, Самара была столицей Российской демократической федеративной республики и объединяла достаточно обширную территорию. Освободить город от большевиков просили члены Учредительного собрания, которое должно было решить судьбу всей страны, но было разогнано теми же большевиками. Что касается самих чехов, то они вынужденно оказались в таком положении. Чешский корпус, по сути, состоял из чехов, которые дезертировали из австрийской армии. Они воевали на стороне России, чтобы освободить свою страну от иностранных оккупантов. Затем большевики заключили Брестский мир, чем, по сути, предали своих союзников. Чехам они разрешили покинуть страну, но потом отдали приказ их задерживать, чем и спровоцировали военные действия».
Так кто же прав в этом историческом споре? Чтобы разобраться, следует, очевидно, обратиться к самой истории Гражданской войны.
Авангард иностранных интервентов
Весной 1918 года против молодой Советской России созрел настоящий глобальный заговор. Прежде всего, со стороны стран Антанты, мечтавшей снова втянуть нашу страну в бойню Первой мировой войны, откуда Россия только что вышла в результате Брестского мира. Один из организаторов военной интервенции в Россию британский посол Брюс Локкарт довольно цинично признавался в своих мемуарах:
«Нашей политикой мы содействовали усилению террора и увеличению кровопролития... Алексеев, Деникин, Корнилов, Врангель изо всех сил стремились сбросить большевиков. Но для этой цели, без поддержки из-за границы, были слишком слабы, потому что в их собственной стране они находили опору только в офицерстве, которое было само по себе уже очень ослаблено... Мой помощник по разведке Хикс служил посредником между мной и врагами большевиков. Они были представлены в Москве так называемым центром, имевшим левое и правое крыло, а кроме того, лигой спасения России во главе с Савинковым... Оба контрреволюционных органа были единодушны лишь в одном отношении — оба желали получить от союзников помощь деньгами и оружием».
Первый очаг поддерживаемого Антантой белого движения возник на Дону уже осенью 1917 года, куда бежали генералы Корнилов, Деникин и Алексеев, ставшие формировать первые полки Добровольческой армии. От имени Корнилова в города центральной России устремились эмиссары, принявшиеся вербовать офицеров в белую гвардию. Возникло множество подпольных офицерских организаций, которые, с одной стороны, должны были направлять людей на Дон, а с другой — готовиться к вооружённым выступлениям на местах.
Не исключением стало и Поволжье. Здесь белые офицеры вступили в политический альянс с партией социалистов-революционеров (эсеров) и партией социал-демократов (меньшевиков). В истории этот вид антисоветчины получил название по меткому заглавию книги-воспоминания меньшевика Ивана Майского — «Демократическая контрреволюция».
«Демократы» вступили на борьбы с Советской властью сразу после разгона Учредительного собрания, случившегося в январе 1918 года. Уже весной состоялся 8-ой съезд партии эсеров, который постановил начать Гражданскую войну с большевиками. Основной базой для борьбы эсеры определили Поволжье, где их позиции, особенно в сельской местности, были чрезвычайно сильны. Сюда стали перебрасываться основные кадры партии, сразу установившие тесные связи с белым подпольем: эсеры с меньшевиками брали на себя политическую работу, а офицеры — чисто военную.
В Российском государственном военном архиве в своё время мне удалось обнаружить один весьма любопытный документ. Это докладная записка, подготовленная в 1918-ом году видным эсером, бывшим полковником царской армии Фёдором Махиным.
В этой записке Махин предлагает конкретный план образования Восточного фронта против «немцев и их союзников-большевиков». Согласно этому плану, необходимо спровоцировать антисоветское восстание, чтобы образовать линию фронта по Волге с опорой на промышленную базу Урала:
«... Район сосредоточения формирующихся армий наметить:
а) Вятка-Пермь-Сарапул;
б) Казань-Самара-Уфа-Оренбург;
в) Саратов-Царицын-Уральск;
г) Астрахань.
Сейчас же приступить к разработке плана народного восстания в тылу противника, составлению инструкций для партизанских действий. План восстания должен предусмотреть:
а) снабжение оружием;
б) связь и согласованные действия с регулярно действующими войсками;
в) подготовка очагов восстания;
г) денежная помощь восставшим.
Связаться с ведущими борьбу с Германией и большевиками организациями на Дону, Кавказе и на Украине...».
В конце записки Махин приводит подробные статистические данные по людским резервам всех приволжских губерний, дабы можно было ориентироваться в мобилизационных возможностях грядущего антисоветского мятежа...
К чему я всё это так подробно говорю? А к тому, что не одних только большевиков нужно считать виновниками развязывания Гражданской войны, как о том любят порассуждать некоторые нынешние историки. Как видим, их противники приложили к братоубийству не меньшие (если не большие) усилия.
Впрочем, не смотря на столь грандиозные планы, эсеро-белогвардейское подполье долго не решалось на открытое выступление. В приволжских городах тайные офицерские дружины насчитывали лишь по несколько сотен человек, которым трудно было не только взять власть, но и удержать её. А настроения населения были слишком переменчивы и зыбки...
Как верно заметил историк Генрих Иоффе, вся эта подготовка к свержению Советской власти наверняка закончилась бы ничем, если бы не событие, которое в конце мая 1918 года подобно штормовой волне прокатилось по огромной железнодорожной магистрали — от Пензы до Владивостока.
Речь идёт о восстании Чехословацкого корпуса. Этот корпус, численностью свыше 60 тысяч человек, был образован в России ещё до революции из военнопленных чехов и словаков, не желавших воевать на фронтах мировой войны за интересы Австро-Венгерской империи. После выхода нашей страны из войны, по согласованию с чешским Национальным Советом, корпус должен был эвакуироваться из России через Дальний Восток с тем, чтобы продолжить войну против Германии в Западной Европе. Весной 18-го года эшелоны с чехами двинулись в Сибирь. Из-за разрухи на транспорте продвигались они медленно, и не было ни одной станции по всей Транссибирской магистрали, где бы не стояли поезда с частями корпуса.
Непосредственных причин для начала мятежа было немало, в том числе и ошибки некоторых красных руководителей, пытавшихся разоружить чехов. Но на мой личный взгляд, главную роль в восстании сыграли закулисные интриги союзников из Антанты, желавших любой ценой убрать от власти большевиков, заключивших мир с немцами. Во всяком случае, в самый канун мятежа, 16-го мая 1918 года британский консул во Владивостоке Ходжсон получил весьма красноречивую секретную телеграмму из МИДа Англии, в которой прямо указывалось на то, что «корпус может быть использован в связи с предстоящей интервенцией союзников»...
Мятеж сначала вспыхнул в Челябинске и в Пензе, а потом охватил и другие города на востоке страны, где находились чехи. В короткие сроки восставшие чехословаки свергли Советскую власть на всём протяжении Транссиба.
8-го июня они взяли штурмом Самару, где из подполья тут же вышли эсеры с меньшевиками, объявившие о создании «всероссийского правительства» из числа бывших депутатов разогнанного Учредительного собрания. «Правительство» так и называлось — Комитет Членов Учредительного Собрания (КОМУЧ). Сразу же из числа белых офицеров стала формироваться так называемая Народная Армия.
22-го июля 1918 года стремительным рейдом чехи и «народоармейцы» взяли Симбирск. А ещё через несколько дней началось их наступление на Казань...
Вот так под защитой чешских штыков и появилась та самая «Российская демократическая республика», о которой так сегодня ностальгирует самарский либерал Александр Завальный!
Но настолько ли КОМУЧ был демократическим? И как вели себя чехи на захваченной территории?
«На нас много крови»
С одной стороны, КОМУЧ действительно провозгласил всякие вольности — свободу слова и многопартийность (разумеется, кроме партии большевиков), разрешил деятельность рабочих и крестьянских съездов, заводских комитетов, установил 8-часовой рабочий день и даже в качестве государственного принял... красный флаг! Однако местная буржуазия и помещики восприняли свержение большевиков не иначе как сигнал к реваншу. По этому поводу историк Илья Ратьковский пишет:
«На рабочих была наложена денежная контрибуция в размере 200 тысяч рублей. На сёла Самарской губернии — за захват помещичьих земель в 1917 году — контрибуция до 100 тысяч рублей с села за пользование помещичьей землёй. Даже на Украине, занятой немецкими, а не белыми войсками, размеры контрибуции были меньшими — до 20 тысяч рублей!».
Вот такая получилась «демократия»! Неудивительно, что очень быстро «демократы» лишились в народе любой, даже мало-мальской поддержки. Как едко заметил эмигрантский историк Сергей Мельгунов: «Народная власть» в Самаре была поддержана лишь небольшой кучкой интеллигенции, офицерства и чиновничества". Понятно, что удержать власть в таких условиях можно лишь при условии беспощадного террора. Он и не преминул наступить.
По данным, собранным Ильёй Ратьковским:
«После взятия 8-го июня Самары чехами сразу было расстреляно 100 красноармейцев и 50 рабочих. В городе были зверски убиты председатель ревтрибунала Ф.И.Венцек, заведующий жилищным отделом горисполкома большевик И.И.Штыркин и другие советские руководители. Всего в городе в первые дни было убито не менее 300 человек... В захваченном 22-го июля 1918 года Симбирске была расстреляно около 400 человек... В занятой в августе Казани было расстреляно не менее 300 человек. Позднее, после подавления восстания рабочих казанского порохового завода, 3-го сентября 1918 года, в городе будет расстреляно ещё более 600 человек...
6-го июля 18-го года в Самаре разогнано собрание железнодорожников, при этом 20 было человек расстреляно. Существовавший в Самаре профсоюз грузчиков до белого переворота насчитывал 75 человек, из них осталось в живых 21, остальные расстреляны летом 1918 года. Репрессии происходили вблизи Самары, в окрестных сёлах и посёлках. В июле 1918 года при подавлении крестьянского восстания в трёх волостях Самарской губернии было расстреляно более 500 человек...
Общее же количество жертв режима КОМУЧа летом-осенью 1918 года в Поволжье насчитывает, на наш взгляд, более 5 тысяч человек. Его жестокость, порою, не знала предела. Известен расстрел 16 из 37 арестованных женщин, виновных лишь в том, что они хоронили выброшенных Волгой трупы расстрелянных красноармейцев. Остальные избежали этой участи только благодаря побегу, при котором погибло ещё 7 женщин...».
Кто же занимался этим страшными вещами? Главным образом чешские легионеры, которые действовали в Поволжье с жестокостью настоящих иностранных оккупантов. По свидетельству человека, занимавшего в КОМУЧа должность управляющего делами, «из вагонов чехословацкой контрразведки редко кто выходил живым». А вот свидетельство бывшего министра этого правительства, меньшевика Ивана Майского, наблюдавшего в захваченной Казани следующую сцену:
"Я был невольно увлечён людским потоком, несшимся куда-то в одном направлении. Оказалось, все бежали к какому-то большому четырёхугольному двору, изнутри которого раздавались выстрелы. В щели забора можно было видеть, что делается во дворе. Там группами стояли пленные большевики: красноармейцы, рабочие, женщины и против них чешские солдаты с поднятыми винтовками. Раздавался залп, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15-ть в каждой. Больше я не мог выдержать. Охваченный возмущением, я бросился в социал-демократический Комитет и стал требовать, чтобы немедленно же была послана депутация к военным властям с протестом против бессудных расстрелов. Члены Комитета в ответ только развели руками: «Мы уже посылали депутацию, — заявили они, но все разговоры с военными оказались бесплодными. Чешское командование утверждает, что озлоблению солдат должен быть дан выход, иначе они взбунтуются».
А ещё кровавыми репрессиями — под водительством тех же чехов — занимались и их русские прихлебатели. Так, карательными расстрелами самарских крестьян и рабочих, о которых рассказывалось выше, ведала специально созданная «государственная охрана», которой руководил эсер Пётр Климушкин, любивший на досуге много и красиво порассуждать... о «свободе и демократии»?!
Не брезговали массовыми убийствами и подразделения «Народной Армии». Не так давно в нашей стране вышел сборник воспоминаний участников белого движения в Поволжье под названием «1918 год на востоке России». Есть там и мемуары офицера-народоармейца Фёдора Мейбома. Описывая бои с красными под Казанью, Мейбом с циничным самодовольством рассказывает о том, что его полк пленных не брал вообще. По приказу командира полка, полковника Радзевича, пленных сразу же убивали, оставляли двух-трёх человек для допроса, которых также потом прикалывали штыками (патроны берегли!).
Откуда такое зверство? А здесь, просто-напросто, признаётся Мейбом, действовал принцип коллективной ответственности. Взяли в плен матросов — ага, балтийцы из Кронштадта, значит, теоретически (?!) могли быть причастными к убийствам своих офицеров во время революционных событий весны 17-го года, потому в расход их! Пленили латышей — ага, «иностранные наёмники», убить всех до единого! Попались бойцы Московского пролетарского полка — ага, если рабочие, значит все как один проклятые коммуняки — штыками их, ребята!
И ведь творили это интеллигентные люди, многие из которых имели хорошее образование и воспитание и которые шли воевать под знамёнами «восстановления законности и правопорядка»... Знаете, про Красную Армию можно говорить что угодно, но за всю гражданскую войну на поле боя вот таких массовых и бессмысленных убийств она никогда не практиковала.
Да что там говорить! Факт жесточайшей карательной политики КОМУЧа признавал даже его председатель эсер Владимир Вольский:
«Комитет действовал диктаторски, власть его была твёрдой, жестокой и страшной. Это диктовалось обстоятельствами гражданской войны. Взявши власть, в таких условиях, мы должны были действовать, а не отступать перед кровью. И на нас много крови. Мы глубоко это осознаём. Мы не могли её избежать в жестокой борьбе за демократию. Мы вынуждены были создать и ведомство охраны, на котором лежала охранная служба, та же чрезвычайка, только хуже».
Прошлись по России словно хищная саранча
Осенью 1918 года в войне на востоке России произошёл перелом. Окрепшая Красная Армия перешла в контрнаступление и очистила от чехов и белых Поволжье. Боевой пыл чехословацких легионеров сразу же угас. Они дружно устремились в белый тыл, грабя по пути всё, что только можно. «В Самарской губернии чехи пытались вывезти заводское оборудование с Иващенковского завода. Восставших рабочих попросту перебили. Легионеры тащили все, что можно было увезти: оборудование с Трубочного завода, ценности, барахло, барахло, барахло...», — пишет самарский краевед Олег Ракшин.
К тому времени окончательно «сдулась» и демократическая контрреволюция. Самарский КОМУЧ попытался объединиться с такой же «демократической» конторой в лице Сибирского областного правительства — в Уфе была образована единая правительственная Директория. Однако она просуществовала очень недолго. Директорию разогнали белые офицеры, требовавшие установления военной диктатуры. Так на небосклоне Гражданской войны взошла «звезда» адмирала Колчака...
А что же чехи? А они никуда не делись. С фронта они удрали, зато фактически оккупировали белые тылы, где занимались карательными акциями, массово убивая восставших против власти Колчака сибирских и уральских крестьян. Не буду «живописать» эти их «подвиги» — о них и без того написано немало. Укажу только на одну песню, которая сложилась в годы Гражданской войны в Забайкалье:
Спалили хату злые чехи,
Село родное подожгли...
Думаю, что никаких особых комментариев к этой по-настоящему горькой народной памяти даже не требуется...
Заодно чехословаки продолжали заниматься безудержными грабежами. Вспоминает белый генерал Дмитрий Владимирович Филатьев:
«Трудно себе представить, как одни и те же люди на протяжении всего нескольких месяцев могли подняться до величайшего героизма и затем, без всякой нужды, упасть до величайшей низости – предательства и грабежей... Народилось стремление за счёт того, что плохо лежало в русских городах и на заводах, — начался и не прекращался до эвакуации грабёж русского имущества. Когда потом чехи начали своё обратное путешествие по сибирской железной дороге, у них оказалось 600 вагонов награбленного у нас разного имущества, дорогие металлы. Камни, заводское оборудование, пианино, стильная мебель. Всё это шло под видом „интернатуры“. Чешские части разлагались все больше и больше...».
Во всей своей «красе» чехи проявили себя во время масштабного отступления белой армии из Сибири в конце 1919 года. Вот что писал об этом колчаковский генерал Константин Сахаров в своей книге «Чешские легионы в Сибири», которая, кстати, была запрещена в Чехословакии в 20-30-ые годы:
"Как дикая орда варваров, чехи грабили любой поезд, который попадался им на дороге. Паровозы чехами конфисковывались. Это привело к полной парализации железнодорожного движения в Сибири. Вся железная дорога к востоку от Томска стояла. Сами чехи утверждают, что всё это было само собой. Однако, на самом деле, они специально блокировали движение железнодорожного транспорта, исходя из своих грабительских планов. Чешские 20 тысяч вагонов представляли собой непрерывно движущийся бесконечный эшелон. Напрасно русские эшелоны с ранеными взывали о помощи. У них не было шансов двинутся с запасных путей. В 1919 году холод нарастал с каждым днём. Поезда из-за чехов стояли везде. Не было еды, одежды, не было ничего. Женщины, дети, раненые, никто не мог никуда доехать, и еды и одежды, ввиду наступающей зимы, им достать тоже было неоткуда. Десятки тысяч русских, голодных, полураздетых, больных, жестоко были брошены помирать на железнодорожных путях, в то время как 50 тысяч откормленных, холёных чехов были сосредоточены на обеспечении безопасности своих трофеев. Смерть косила людей ежедневно. Потихоньку затихали крики о помощи матерей и детей. Очевидец положения на станции Тайга под Томском пишет: «Пусть чехи будут прокляты за их сатанинские преступления против русских».
Последним же чешским аккордом стало предательство адмирала Колчака. В самом конце 1919 года в Иркутске произошло восстание, власть здесь захватили левые политические силы в лице объединённого Политического Центра, но постепенно руководство повстанцами перешло в руки большевиков. Взятие ими Иркутска отсекало белое движение от дальневосточных портов, куда устремились отступающие колчаковские войска и интервенты. Вагон Колчака был прицеплен к эшелону 1-го батальона 6-го чешского пола и поставлен под защиту американского, английского, французского, японского и чехословацкого флагов. Однако большевики из Политцентр выдвинули интервентам ультиматум о выдаче адмирала — иначе грозили взорвать байкальские тоннели. И чехи, в обмен на безопасный проезд за Байкал, трусливо выдали Колчака, который вскоре был расстрелян.
В 1920 году чехословаки ушли из России. Но отнюдь не с пустыми руками. И речь идёт не только о награбленном барахле. Дело в том, что ещё осенью 1918 года они добились от Колчака права на охрану золотого запаса бывшей Российской империи, захваченного ими в Казани. Результатом их «охранной деятельности» стал самовольный вывоз в Чехословакию золота на сумму 63 миллиона 50 тысяч золотых рублей! На награбленные средства чехи открыли «Легио-банк», одну из крупнейших финансовых структур Европы 20–30-х годов — именно на этом банке было выстроено всё финансовое благополучие довоенной Чехословакии...
... Да, вот таким деятелям сегодня устанавливают памятники в восточной России. Согласитесь, устанавливают явно ни к месту!
Вадим Андрюхин, главный редактор